[shun-uki]

Фанфик
Название: Холодный весенний дождь
Автор: Санди Зырянова
Размер: мини
Жанр: романс
Пейринг/персонажи: Кераку/Укитаке, мокумокурен, немного Рукия, Бьякуя и др.
Рейтинг: PG-13
Саммари: Вещи тоже умеют ревновать

Дождь булькал и шлепал – смешно, как ребенок – по озерной воде. Сейчас его мерный шум казался веселым, но Укитаке знал: стоит открыть глаза, как пасмурный полумрак в комнате сразу навалится на плечи беспросветным унынием. Как будто не весна, а стылая поздняя осень сморкалась в землю дождем.
Впрочем, дождь, конечно, ни при чем… Просто не по-весеннему холодно, просто годы и болезнь из всего делают очередное горе, да и настоящего горя в последнее время пришлось хлебнуть с лихвой.
Вихрь знакомой рейяцу обжег губы, заставив закашляться.
– Все грустишь, Джууширо-тян? – весело и бесцеремонно поинтересовался Кераку-соотайчо. – А у меня смотри, что есть!
– Сётю? – удивился Укитаке.
– Конечно! Хороший, выдержанный сётю – лучшее, что может быть в такую погоду! – сентенциозно заявил Кераку. Укитаке приподнялся и хлопнул в ладоши: худшее, что могло быть в такую погоду, – это простудиться, а вымокший Кераку рисковал основательно.
Вскоре мокрые розовое кимоно, хаори и шихакушо уже висели и сушились, а Кераку, сполоснувшись, занырнул в фуро и разглагольствовал насчет погоды и пользы сётю уже там. Укитаке сидел в теплой воде рядом с ним, слушал его легкомысленный треп, заглядывал в единственный трезвый и горький глаз, вокруг которого в последние дни так резко обозначились морщинки, и радовался.
Сейчас, когда Кераку принял обязанности соотайчо, они нечасто могли побыть вместе, как встарь. И именно сейчас Укитаке особенно хотелось прогнать эту усталость и горечь из вечного насмешливого прищура Шунсуева темного глаза.
Наконец, Кераку выбрался из офуро, на ходу попеременно прихлебывая то сётю, то чаю, облачился в чистую зеленую юкату – свою, одну из специально перевезенных в Угендо, и плюхнулся на футон рядом с Укитаке.
– Я рад, что ты выбрал время навестить меня, Шунсуй, – тихо произнес тот. – Ты так давно не оставался у меня.
– Ну не ворчи, Джуу-тян, – запротестовал Кераку. – Ты же знаешь, я всегда хочу тебя видеть. Но почему-то всегда я должен приходить и оставаться! А я тоже люблю, когда ты меня навещаешь!
Укитаке вздохнул.
– Потому что в Угендо это удобнее, – вопросительно произнес он.
– И нас каждый раз будят твои прекрасные третьи офицеры, – комически-жалобно уточнил Кераку и вдруг, резко как-то постарев и посерьезнев, прибавил: – А еще меня не любят твои вещи.
– Брось, Шунсуй. Как они могут любить или не любить? Это же вещи.
– Им уже по триста лет, – продолжал изгаляться Кераку, преувеличенно всхлипывая. – Они уже давно стали обакэ и ревнуют тебя ко мне!
– Главное, чтобы ты не ревновал меня к ним, – усмехнулся Укитаке. – Обещаю, я им объясню, что их я знаю каких-то триста лет, а тебя – не меньше двух тысяч!
…Наутро Укитаке уже и не вспомнил бы этот разговор. Правда, несмотря на шутливый тон Кераку, что-то настораживало Укитаке в его словах. Или даже не в словах… во взгляде… Но вдруг он сам почувствовал, как дом смотрит на него. Наблюдает за тем, как хозяин собирается на службу, качает головой и неодобрительно поджимает губы.
«У дома нет губ», – сердито напомнил сам себе джусанбантай-тайчо, набрасывая капитанское хаори. Внезапно голова закружилась, во рту появился противный железистый привкус. Как будто липкой паутиной опутало горло и руки, заставляя присесть на стул в гэнкане.
Несколько раз Укитаке пытался встать, но всякий раз ему становилось только хуже. Кровь хлынула горлом, залила хаори. Наконец, он сдался и поплелся обратно в спальню.
Боль в груди и горле уходила, и вместе с ней уходило ощущение неодобрительного наблюдения. Оно сменилось другим – теплым и заботливым вниманием. «Дома и стены помогают», – вспомнилось Укитаке.
Вскоре в Угендо прилетела адская бабочка от Рукии, затем явилась Кийоне, доложила все новости… Что ни говори, а руководить отрядом можно было и из Угендо.


***

– Опять скучаешь, опять болеешь, – воскликнул Кераку с порога.
– Что ты! Кучики-фукутайчо принесла мне всю отрядную документацию на подпись, постоянно держит со мной связь, так что я не отлыниваю, – заверил его Укитаке. Помолчал и вдруг, сам не зная, почему, сказал: – Пора мне на покой, Шунсуй.
– Что? – Кераку даже поперхнулся. – Эй, не говори так! А кто же будет меня отчитывать за то, что я пью сакэ в середине дня? Нанао-тян это делает как-то неубедительно!
И опять Укитаке показалось, что улыбается Кераку одними губами, а уцелевший глаз смотрит серьезно и горько. «Какой же я эгоист, думаю только о своем здоровье, а ведь Шунсую сейчас куда труднее, чем мне, ему так нужна моя поддержка…» Укитаке сжал руку Кераку.
– Не волнуйся, я никуда не ухожу, – поспешно проговорил. – Вот выращу из Кучики настоящего капитана, тогда можно будет и отдохнуть.
– Она дельная девица, – согласился Кераку, присаживаясь за катоцу, где уже дымился густой чай койтя, пестрели разноцветные сладости намагаси и в красивых старинных бутылочках манила фруктовая наливка чухай. – Но опыта ей еще недостает. Фу, твои седзи смотрят на меня, как на лысого арранкара!
– Опять ты за свое, – возмутился Укитаке, едва сдерживая смех.
И все-таки ему не было смешно. Дом действительно как будто напрягся, когда в нем появился Кераку.
– Так, если у тебя тут только чухай, то забирай свои намагаси, и пойдем ко мне, – потребовал Кераку. – Пойдем, пойдем, я взял домой много работы, а теперь мне нужен твой совет.
– Я-то думал, ты зашел со мной поболтать, а ты по делу, – Укитаке шутливо насупился, поднимаясь.
Но стоило ему шагнуть в гэнкан, как из носа и рта хлынула кровь.
– Ксо! – Кераку подхватил его и вынесся в шунпо из Угендо. Однако направился не в свои покои, а прямиком в четвертый отряд.
…Когда Укитаке открыл глаза, над ним склонился незнакомый молодой шинигами.
– Седьмой офицер Ямада, – представился он. – У вас было легочное кровотечение, Укитаке-тайчо. Но вы не волнуйтесь, Котецу-фукутайчо вас уже исцелила. Я доложу соотайчо, что вы очнулись.
– Я сам уже увидел, – перебил его Кераку. – Иди, Ханатаро-тян.
Укитаке обвел взглядом палату. Грудь заполнило странное облегчение. «Надо было раньше выбраться из дому, что же я на себе совсем крест поставил, старый дурень», – подумал он.
– Я уже в порядке, – сказал он Кераку. – Идем, Шунсуй, покажешь мне, что у тебя там с документами.
Кераку помог ему подняться.
– Вообще-то ничего особенного, – признался он. – Я просто хотел выманить тебя из этого твоего Угендо к себе в гости.
– Я так и знал, – фыркнул Укитаке и впервые за последние несколько дней от души рассмеялся.

***

Смеркалось. Холодное небо снова готовилось разразиться дождем.
Укитаке любил спать под дождь в объятиях Шунсуя. Вернее, не спать, а лежать в полудреме, прикорнув на плече и чувствуя, как шевелятся мягкие волосы на груди под его дыханием. И самочувствие с утра у него было отличным – давно оно не было таким отличным!, и в отряде он успел сделать куда больше, чем сам ожидал, а то, как обрадовались подчиненные при виде капитана, растрогало его до глубины души. Кераку звал его снова к себе, но Укитаке заметил, что он действительно набрал работы на дом.
«Помощь», о которой говорил Кераку… ох. Укитаке и рад был бы в самом деле помочь, но большинство документов мог рассмотреть только соотайчо – это во-первых, а во-вторых, стоило вчера Укитаке взять какие-то бумаги в руки, как Кераку, не дав даже просмотреть, забрал их и всучил бутылочку горячего сакэ. Когда сакэ закончилось (что само по себе было почти невероятно), оказалось, что в офуро уже все готово. А после офуро выяснилось, что двойной футон уже расстелен…
Многоопытный капитан отлично знал, что, стоит лишь немного запустить дела с бумагами, как окажешься погребен под их потоком. Поэтому, чтобы не создавать Кераку лишних проблем, направился к себе в Угендо.
Вот и первая капля упала на его щеку…
Пахло весной, дождем, близкой войной, вдалеке орал Пустой – впрочем, судя по вспышкам рейяцу, с ним уже разбирались ребята из одиннадцатого; было тревожно и неуютно. Укитаке сжал рукоять Соге но Котовари.
Озерная гладь в сумерках задрожала и покрылась множеством разбегающихся кругов – Укитаке все-таки не успел вернуться домой до начала дождя.
А дома тоже было неуютно. Укитаке привык к своим старым вещам, которые окружали его столетиями, но сейчас эти вещи будто спрашивал его раздраженно: где шлялся? Почему не предупредил?
– Я был у Шунсуя, – вслух произнес Укитаке. – И на службе. Я обязан. Мы в состоянии войны. Почему я должен быть все время здесь? Я не хочу отсиживаться дома! Не так уж я и болен!
Вещи молчали, но теперь Укитаке кожей почувствовал их гнев.
– Шунсую нужна моя помощь! – возвысил он голос.
Злобный взгляд уперся ему в спину.
Укитаке выхватил занпакто и резко обернулся, но за спиной никого не было.
«Уф, этак можно и с ума сойти, – с облегчением подумал он. – Не зря Шунсуй не любит Угендо. Как-то здесь гнетуще стало в последнее время…»
Взгляд стал еще тяжелее.
Укитаке снова резко повернулся, пытаясь понять, что происходит.
– Кто здесь? – выкрикнул он.
Злоба вокруг него сгустилась, как горько-соленые волны.
На лбу Укитаке выступил пот, рот наполнился кровянистыми струйками.
– Я спрашиваю, кто здесь?
И при следующей попытке обернуться он все-таки заметил глаза – многочисленные недобрые и упорные глаза, смотревшие на него прямо с седзи.
– Убирайтесь! – крикнул он срывающимся голосом, замахнувшись занпакто. – Я вас не звал!
Кровь толчками выплескивалась изо рта, колени подкосились, в глазах потемнело. С ужасом Укитаке припомнил, что ожившие седзи – мокумокурен – могут отобрать глаза у неосторожного человека, чтобы присоединить их к своим…
– Танцуй, Соде но Шираюки! Первый танец!
– Кидо номер четыре – бьякурай!
– Кидо номер тридцать шесть – шаккахо!
Седзи, полыхнув сразу двумя цветами – белым и синим – свернулись, обледенели и рассыпались на тысячу осколков, и где-то далеко-далеко замер в вышине чей-то отчаянный вопль…
– Тайчо, – бросилась к Укитаке Рукия.
– Джуу-тян, – Кераку заботливо обхватил его за плечи, а Бьякуя протянул руку, помогая подняться.

***

– Я почувствовала вспышку вашей рейяцу, тайчо, и решила лично проверить, что случилось, – объясняла Рукия, отхлебывая чай из старинной фарфоровой чашечки.
Конечно, Укитаке только рад был гостям, тем более, что оба Кучики нечасто гостили в Угендо. Но их появление оказалось для него неожиданностью не меньшей, чем зловредный ёкай прямо в родных стенах.
– Кераку-соотайчо прислал мне адскую бабочку с просьбой проверить случаи появления глаз на седзи, – добавил Бьякуя. Подумал. Взял маленькое пирожное-намагаси; на его счастье – Бьякуя не любил сладкое – пирожное было кисловатым. – Это обязанность нашего клана, сбор информации. А когда я узнал, где именно соотайчо видел этого ёкая, предложил немедленно уничтожить его, пока он не причинил вам вреда.
– А я не мог не согласиться, – подытожил Кераку. – В конце концов, добро бы это был какой-нибудь ревнивый красавец, а то какая-то дрянь, седзи с глазами, и вдруг посмела огорчать моего Джуу-тян!
Рукия прикусила губку. Капитаны вопросительно воззрились на нее; девушка покраснела и объяснила, с трудом сдерживая смех:
– Ренджи… он точно так же говорит о нии-сама!
– Он проверил всю мою обувь на предмет бакэ-дзори, – со вздохом подтвердил Бьякуя.