The game is on! | Низкорослые, наглые эреборские ежи! | Hail Satan and have a lovely afternoon
Решила сделать небольшую подборку "свежих" однострочников....
Заявка: "Къераку/Укитаке. Воспоминания о битве с Айзеном и свой ужас от ранения Укитаке. А-"
Автор: Лан Мао
читать дальшеНикто не удивится застав Шинсуя попивающим сакэ посреди рабочего дня. Никто не удивится, увидев его лежащим под сакурой с надвинутой на глаза шляпой, прибывающего в состоянии блаженной дремоты. Все это не ново, все как всегда.
Никто не узнает, что каждую ночь ему снится один и тот же сон. Бледное лицо Укитаке, его удивленные глаза и падение… падение. Каждую ночь он просыпается в холодном поту и прерывисто дышит в попытке успокоить бешено колотящееся сердце. Шинсуй тихо ступает босыми ногами по холодному полу, торопится выйти на улицу. Неподвижно застыв на пороге, он смотрит на небо. Свежий ветер постепенно прогоняет липкий страх.
«Будь ты проклят, Айзен!» – шепот в темноту.
Киораку простоит так еще долго, пряча в коридорах памяти минувшую битву, как можно глубже загоняя почти сводящий с ума ужас и боязнь потерять. Ближе к рассвету капитан бесшумно войдет обратно, тихо ляжет рядом, обнимет, уткнется лицом куда-то между лопаток, зароется в белые пряди.
«Прости, Джуширо. Прости, что не уберег», - почти не слышно… почти…
Заявка: Кераку | Укитаке. Первый приступ болезни, проснуться с побелевшими волосами. Улыбка через силу. «А мне так больше идет, правда?».
Автор: Mai-Ta
№1
читать дальшеКераку перебирает пальцами тонкие и удивительно белые пряди. Он рассматривает их с самого утра.
Укитаке еще не знает об этом. Ночью они играли в притащенное им го - и внезапно он упал на пол. Шунсую казалось, он умрет - так его крутило от боли и кашля - но обошлось. Джууширо забылся нервным сном, Кераку тоже задремал, сжимая в объятьях вздрагивающего друга. А когда проснулся от первых лучей солнца, заглянувших в окно, увидел белую-белую макушку у себя на груди.
Он знает, что это означает. Что болезнь постепенно берет верх, несмотря на все старания, и приступы будут продолжаться.
Шунсуя отвлекает от раздумий проснувшийся Укитаке. Он сонно смотрит на друга, потом, видимо, вспоминает ночное происшествие и быстро встает, идет в ванную.
Кераку сначала не слышит ничего - потом его оглушает звоном разбитого зеркала и падающих осколков. Он вскакивает и в два шага достигает двери, где может только остановиться.
Укитаке опирается руками о раковину, сжимая порезанные в нескольких местах кулаки. Голова опущена и волосы - белые-белые - свисают, закрывая лицо.
-Джууширо?..
Тот поднимает голову.
Керазу знает, что Укитаке тоже понял, что означают побелевшие волосы. И поэтому боль в глазах не кажется непривычной - хотя никогда раньше Шунсуй не видел у друга такого выражения лица.
Но он догадывается, что Джууширо не хочет делать из этого проблему окружающим на всю оставшуюся жизнь. Поэтому только приподнимает уголки губ, как обычно он это делает, когда внешне успокоившийся Укитаке через силу улыбается и спрашивает:
-А мне так больше идет, правда?
№2
читать дальше-Мне так больше идет, правда?
Он улыбается, но Кераку чувствует, как ему больно.
Войдя в палату к Укитаке минуту назад, Шунсуй застыл, глядя на серебристо-белые волосы друга. Уронил корзину с фруктами - яркие зеленые яблоки и желтые абрикосы раскатились по белому кафельному полу. Мужчина не мог отвести взгляда от отливающих золотистым в свете солнца волос.
-По... почему? - Голос у Кераку сбивается: горло сдавило колючей железной проволокой и стягивает все туже.
А Джууширо улыбается.
С трудом встает с кровати, собирает фрукты с пола, складывает в вазу на тумбочке. Потом садится обратно и отвернувшись от все так же стоящего в проходе Шунсуя к окну, напоминает, что ночью был приступ. Кераку знает это. Ведь при нем поздно вечером Укитаке зашелся сильным кашлем и попросил позвать врача. А когда Шунсуй вернулся с бойцом из четвертого - тот уже лежал на полу и дышал слабо-слабо.
А сейчас он сидит на койке в больничной палате - он, Джууширо, никогда даже анализ крови не сдававший без драки - и улыбается. Улыбается, черт подери!
-Джууширо!.. - Кераку почти кричит. - Хватит!
-Что... - Затравленно поворачивается Укитаке к другу.
-Ты думаешь я не понимаю?! Перестань корчить из себя самого сильного! Довыпендривался уже, не желая идти на обследование!
Джууширо молчит. Собирает в кулак волосы, сжимает пряди - и опускает уголки губ. Ложится боком на кровать, закрывает глаза.
-Ну и что. Я по прежнему шинигами. Я по-прежнему капитан. Я...
-А я по-прежнему твой друг, придурок. - Шунсуй наконец-то заходит в палату. - И не думай даже отлынивать от лечения!
Укитаке улыбается - и Кераку понимает что он впервые расслабился за эти долгие сутки.
-Спасибо, Шунсуй.
Заявка: "Шунсуй. Слишком много свободного времени, апатия. А+"
Автор: Serenada
читать дальшеНад головой медленно проплывало облако, очертаниями похожее на голову Комамуры. По сути оно было похоже на голову любой собаки или волка, но сегодня правила были именно такими: найти в небе коллег по Готею. Без ветра облака ползли едва-едва, почти не меняли очертаний, хотя игра от этого хуже не становилась. Все дело было во времени, а его-то Шунсуй как раз имел в избытке. Так что за несколько часов, проведенных на пригретой солнцем крыше, он успел разглядеть в лазоревой вышине грузную фигуру Омаэды, голову Джууширо со шлейфом длинных волос и даже нежный профиль Нанао-тян.
Она, кстати, недавно даже поднималась сюда к нему, потрясала стопкой бумажонок и говорила высоким строгим голоском. Милая, милая девочка, одновременно так похожая на Лизу – и так разительно от нее отличающаяся. Шунсуй иногда смотрел на нее со смесью нежности и грусти, почти завидуя этой ее вере в папку, которую она всегда прижимает к груди, и умению заполнять жизнь чем-то если не действительно важным, то, во всяком случае, кажущимся таковым.
У него этого уже не осталось. У него были только игры, много-много глупых, иногда забавных, иногда жестоких, иногда нелепых игр. Вроде сегодняшних гляделок с небом. Еще было сакэ, безусловно. И океаны, необъятные космические просторы времени.
Небеса всемогущие (да, вот вы, с облачком-Комамурой), сколько же можно? Тысячелетие – это все-таки слишком много. Слишком. Потому что вопросами о том, для чего это все нужно, перестаешь задаваться уже лет через пятьсот. А еще через пару столетий все же находишь ответы, даже не ища. И прячешь их так далеко в себе, как только можешь, и никому ни полслова, потому что они все еще так безмятежно юны и имеют право на мечты, на надежды… на жизнь. Лучше отойти в сторонку, не мешать. Наблюдать со стороны – будто читать любимую с детства книгу, вспоминать, какие чувства она будила в тебе много-много лет назад, и знать, что никогда уже этого не испытаешь.
Мысли плыли так же лениво, как облака. Им тоже было некуда спешить. И они были слишком замусоленными, чтобы обращать на них хоть какое-то внимание. Небо… сакэ… Пустые… арранкары… Айзен в своей особой камере… Куросаки, набирающий силу не по дням, а по часам… Неважно. Не имеет ровным счетом никакого значения.
В паре километров от крыши, облюбованной Шунсуем, лежал в своей постели Джууширо и угасал. Не так, как все эти бездонные, безликие годы. По-другому. Окончательно.
Это не портило игру, не тревожило ленивую, сонную апатию. Это просто ставило точку в давно принятом решении. У их океанов времени должны найтись свои берега.
Когда Джууширо ¬– светлый, мягкий, юный и древний в одночасье – испустит последний вздох, можно будет больше не придумывать себе игры. Тогда уже действительно станет все равно.
Все равно.
Заявка: "Къераку/Укитаке. Воспоминания о битве с Айзеном и свой ужас от ранения Укитаке. А-"
Автор: Лан Мао
читать дальшеНикто не удивится застав Шинсуя попивающим сакэ посреди рабочего дня. Никто не удивится, увидев его лежащим под сакурой с надвинутой на глаза шляпой, прибывающего в состоянии блаженной дремоты. Все это не ново, все как всегда.
Никто не узнает, что каждую ночь ему снится один и тот же сон. Бледное лицо Укитаке, его удивленные глаза и падение… падение. Каждую ночь он просыпается в холодном поту и прерывисто дышит в попытке успокоить бешено колотящееся сердце. Шинсуй тихо ступает босыми ногами по холодному полу, торопится выйти на улицу. Неподвижно застыв на пороге, он смотрит на небо. Свежий ветер постепенно прогоняет липкий страх.
«Будь ты проклят, Айзен!» – шепот в темноту.
Киораку простоит так еще долго, пряча в коридорах памяти минувшую битву, как можно глубже загоняя почти сводящий с ума ужас и боязнь потерять. Ближе к рассвету капитан бесшумно войдет обратно, тихо ляжет рядом, обнимет, уткнется лицом куда-то между лопаток, зароется в белые пряди.
«Прости, Джуширо. Прости, что не уберег», - почти не слышно… почти…
Заявка: Кераку | Укитаке. Первый приступ болезни, проснуться с побелевшими волосами. Улыбка через силу. «А мне так больше идет, правда?».
Автор: Mai-Ta
№1
читать дальшеКераку перебирает пальцами тонкие и удивительно белые пряди. Он рассматривает их с самого утра.
Укитаке еще не знает об этом. Ночью они играли в притащенное им го - и внезапно он упал на пол. Шунсую казалось, он умрет - так его крутило от боли и кашля - но обошлось. Джууширо забылся нервным сном, Кераку тоже задремал, сжимая в объятьях вздрагивающего друга. А когда проснулся от первых лучей солнца, заглянувших в окно, увидел белую-белую макушку у себя на груди.
Он знает, что это означает. Что болезнь постепенно берет верх, несмотря на все старания, и приступы будут продолжаться.
Шунсуя отвлекает от раздумий проснувшийся Укитаке. Он сонно смотрит на друга, потом, видимо, вспоминает ночное происшествие и быстро встает, идет в ванную.
Кераку сначала не слышит ничего - потом его оглушает звоном разбитого зеркала и падающих осколков. Он вскакивает и в два шага достигает двери, где может только остановиться.
Укитаке опирается руками о раковину, сжимая порезанные в нескольких местах кулаки. Голова опущена и волосы - белые-белые - свисают, закрывая лицо.
-Джууширо?..
Тот поднимает голову.
Керазу знает, что Укитаке тоже понял, что означают побелевшие волосы. И поэтому боль в глазах не кажется непривычной - хотя никогда раньше Шунсуй не видел у друга такого выражения лица.
Но он догадывается, что Джууширо не хочет делать из этого проблему окружающим на всю оставшуюся жизнь. Поэтому только приподнимает уголки губ, как обычно он это делает, когда внешне успокоившийся Укитаке через силу улыбается и спрашивает:
-А мне так больше идет, правда?
№2
читать дальше-Мне так больше идет, правда?
Он улыбается, но Кераку чувствует, как ему больно.
Войдя в палату к Укитаке минуту назад, Шунсуй застыл, глядя на серебристо-белые волосы друга. Уронил корзину с фруктами - яркие зеленые яблоки и желтые абрикосы раскатились по белому кафельному полу. Мужчина не мог отвести взгляда от отливающих золотистым в свете солнца волос.
-По... почему? - Голос у Кераку сбивается: горло сдавило колючей железной проволокой и стягивает все туже.
А Джууширо улыбается.
С трудом встает с кровати, собирает фрукты с пола, складывает в вазу на тумбочке. Потом садится обратно и отвернувшись от все так же стоящего в проходе Шунсуя к окну, напоминает, что ночью был приступ. Кераку знает это. Ведь при нем поздно вечером Укитаке зашелся сильным кашлем и попросил позвать врача. А когда Шунсуй вернулся с бойцом из четвертого - тот уже лежал на полу и дышал слабо-слабо.
А сейчас он сидит на койке в больничной палате - он, Джууширо, никогда даже анализ крови не сдававший без драки - и улыбается. Улыбается, черт подери!
-Джууширо!.. - Кераку почти кричит. - Хватит!
-Что... - Затравленно поворачивается Укитаке к другу.
-Ты думаешь я не понимаю?! Перестань корчить из себя самого сильного! Довыпендривался уже, не желая идти на обследование!
Джууширо молчит. Собирает в кулак волосы, сжимает пряди - и опускает уголки губ. Ложится боком на кровать, закрывает глаза.
-Ну и что. Я по прежнему шинигами. Я по-прежнему капитан. Я...
-А я по-прежнему твой друг, придурок. - Шунсуй наконец-то заходит в палату. - И не думай даже отлынивать от лечения!
Укитаке улыбается - и Кераку понимает что он впервые расслабился за эти долгие сутки.
-Спасибо, Шунсуй.
Заявка: "Шунсуй. Слишком много свободного времени, апатия. А+"
Автор: Serenada
читать дальшеНад головой медленно проплывало облако, очертаниями похожее на голову Комамуры. По сути оно было похоже на голову любой собаки или волка, но сегодня правила были именно такими: найти в небе коллег по Готею. Без ветра облака ползли едва-едва, почти не меняли очертаний, хотя игра от этого хуже не становилась. Все дело было во времени, а его-то Шунсуй как раз имел в избытке. Так что за несколько часов, проведенных на пригретой солнцем крыше, он успел разглядеть в лазоревой вышине грузную фигуру Омаэды, голову Джууширо со шлейфом длинных волос и даже нежный профиль Нанао-тян.
Она, кстати, недавно даже поднималась сюда к нему, потрясала стопкой бумажонок и говорила высоким строгим голоском. Милая, милая девочка, одновременно так похожая на Лизу – и так разительно от нее отличающаяся. Шунсуй иногда смотрел на нее со смесью нежности и грусти, почти завидуя этой ее вере в папку, которую она всегда прижимает к груди, и умению заполнять жизнь чем-то если не действительно важным, то, во всяком случае, кажущимся таковым.
У него этого уже не осталось. У него были только игры, много-много глупых, иногда забавных, иногда жестоких, иногда нелепых игр. Вроде сегодняшних гляделок с небом. Еще было сакэ, безусловно. И океаны, необъятные космические просторы времени.
Небеса всемогущие (да, вот вы, с облачком-Комамурой), сколько же можно? Тысячелетие – это все-таки слишком много. Слишком. Потому что вопросами о том, для чего это все нужно, перестаешь задаваться уже лет через пятьсот. А еще через пару столетий все же находишь ответы, даже не ища. И прячешь их так далеко в себе, как только можешь, и никому ни полслова, потому что они все еще так безмятежно юны и имеют право на мечты, на надежды… на жизнь. Лучше отойти в сторонку, не мешать. Наблюдать со стороны – будто читать любимую с детства книгу, вспоминать, какие чувства она будила в тебе много-много лет назад, и знать, что никогда уже этого не испытаешь.
Мысли плыли так же лениво, как облака. Им тоже было некуда спешить. И они были слишком замусоленными, чтобы обращать на них хоть какое-то внимание. Небо… сакэ… Пустые… арранкары… Айзен в своей особой камере… Куросаки, набирающий силу не по дням, а по часам… Неважно. Не имеет ровным счетом никакого значения.
В паре километров от крыши, облюбованной Шунсуем, лежал в своей постели Джууширо и угасал. Не так, как все эти бездонные, безликие годы. По-другому. Окончательно.
Это не портило игру, не тревожило ленивую, сонную апатию. Это просто ставило точку в давно принятом решении. У их океанов времени должны найтись свои берега.
Когда Джууширо ¬– светлый, мягкий, юный и древний в одночасье – испустит последний вздох, можно будет больше не придумывать себе игры. Тогда уже действительно станет все равно.
Все равно.
@темы: Fanfiction